"ЖИЛАЯ СРЕДА" июнь 2004  
Сергей ВОРОНИН  Наталия и Вадим Фиссоны: три часа смеха, три дома, один театр

Пьеса в одном действии.

Место действия – кухня, все сидят, иногда выпивают чай, фотограф периодически вспыхивает вспышкой, журналист сидит тихо и чиркает в блокноте ручкой.

     Вадим: Чай будете? Настоящий русский чай мы купили в Париже (достает жестяную банку с надписью «Кузьмичевъ, осн. в 1867 году»). Вам какой стакан – побольше, поменьше? Почему-то большинство стаканов делается с надписью Boss. Одни боссы у нас, видимо. (фотографу достается пол-литровая кружка с этой надписью)
     Наталия: Вадим, надо рассказать про ремонт.
     Вадим: Надо. С чего начнем? Первый раз сюда пришли – огромная советская коммуналка, стены в зеленую краску выкрашены, и кладовки, кладовки, и в каждой кладовке человек спит…
     Вадим: А то и нескольку человек. И в ванной кто-то дремлет. Здесь же недалеко Некрасовский рынок, так что жильцов всегда хватало. А деньги, знаете, где прятали? В кирпичной кладке, кирпич вынимали, туда деньжата и снова кирпичом прикрывали. Мы таких «вынутых кирпичей» потом много нашли…
     Наталия: Квартиру эту мы купили в августе 1998 году. Приходим в агентство и говорим: «Берем», у них шок, вокруг кризис, как это слово? - дефолт, все от сделок отказываются, а тут мы, покупатели, перед нами чуть ли не расшаркиваются, милости просим…
     Вадим: …коньячок подносят, дорогие, уважаемые, чего изволите.
     Наталия: Но все началось совсем не с этого. Мы захотели продать квартиру, где жили, нашли покупателей, начали оформлять документы. И вот я получаю какую-то очередную справку, - форму девять, что ли? - смотрю, а там внизу маленькая приписочка. Что, спрашиваю, это такое, зачем лишние буквы написали? А мне говорят: все правильно, ваш дом переводится в аварийный фонд и квартиру свою вы не продать, не обменять не можете.
     Вадим: Там перекрытия прогнили. Стена  покосилась, и соседская ванна могла в любой момент упасть нам на голову.
     Наталия: Соседям даже мыться запретили.
     Вадим: Но они, гады, все равно, тайком мылись, а могло бы случиться непоправимое. Получился бы этакий гамбургер с прослойкой…
     Наталия: А мы уже начали готовиться к переезду, гномов в коробки уложили, друзья нас предупреждали: не делаете этого, могут обидеться. Так они два года в коробках и пролежали. Гномы.
     Вадим: А вы их видели?
     Журналист: Угу. (потупив взор) Откуда столько?
     Вадим: Первого я из Чехословакии привез, а потом… Стали дарить, с гастролей привозил, сколько их теперь - не скажу, идет неконтролируемый процесс соития, размножения.
     Наталия: Надо про ремонт, Вадим.
     Вадим: Надо. Начали капитально наш дом ремонтировать. Причем без расселения. Балки менять, стену выравнивать.
     Наталия: Жить в таких условиях было невозможно. Иду я однажды и встречаю пожилого еврея-юриста. «Пишите срочно письмо в Смольный», - говорит он. Я написала, потом в течение дня собирала подписи наших знаменитостей. Солидное такое письмо получилось, подписали Френдлих, Петров, Боярский, Сенчина, Щеглов.
     Вадим: Пользуясь связями мы выцыганили у города квартиру.
     Наталия: Хорошую, только-только после ремонта, но на третьем этаже. А это нас совсем не устраивало. Продали ту и купили эту.
     Наталия: Пришел в эту зеленую квартиру Щеглов, говорит: надо архитектора. Пришел архитектор и говорит: здесь нужно много переделывать.
     Вадим: С этим нельзя было не согласиться.
     Наталия: Сколько будет стоить? Сколько?! Это с материалами, мебелью? Оказалось, без. Не-е, спасибо, не надо архитектора. Друзья стали приносить журналы, целые стопки. Да все ж уже придумано, вот комнатка как у нас, мебель, гипрок…
     Вадим: Ты такое умное слово знаешь?
     Наталия: Я ж этим занималась… Все уже придумано, расписано, что сюда налепить, что туда поставить, смотри в журнал и делай. И началось. Строители: у вас стены кривые. Кривые? Да, кривые. Будем выравнивать? А сколько будет стоить? Да вроде и не такие уж и кривые, здесь кухня встанет – не видно будет, здесь тень подает, а вот эта – да вот эта уж точно кривая. Сколько будет стоить? Пойдет, выравниваем! А вот эту стену хотелось бы вообще убрать. Сколько? А если не всю целиком, а так, частично, арку сделать? Сколько? Значительно дешевле, делаем арку! Экономность - важная черта истинной петербурженки.
     Вадим: Хотите дам совет новым русским, как обои хорошо поклеить на кривые стены? Не надо никакого гипрока. На золотые нити, как в косметологии, никаких морщин на обоях не появится.
     Наталия: Вы просто не заметили, у нас в каждой комнате минимум три вида обоев. Я в магазин пришла: вот то, что надо и очень недорогие, мне, говорю, шесть рулонов, пожалуйста. Как всего три? М-м-м, хорошо, тогда вот этих три, они практически не отличаются. Только два осталось? Тогда вот этих, похожих, давайте на всякий случай тоже два рулона. Так необходимое количество и набралось.
     Вадим: Так и возникает творчество - в отсутствие чего-то, когда есть ограничение. Чем меньше денег, тем интереснее получается. Много денег, пошел в магазин, купил что понравилось, и все, а вот когда покупаешь на распродажах в «Адаманте» или «Белорусских обоях», сразу же дух творчества просыпается.
     Наталия: У нас есть знакомые, они ждут, когда их дом построят. Так они уже столько обоев купили, что их хватит на две квартиры.
     Вадим: Можно купить дорогие немецкие, они десять лет прослужат, а наши отечественные – два-три года и надо менять, не успеют надоесть.
     Наталия: Но нам наши еще не надоели. Мы их редко видим.
     Вадим: Очень редко. В прошлом году нас не было восемь месяцев. Однажды  Сладкович (актер «Комик-треста». – Журналист) ехал в метро, подбегает к нему разъяренная женщина, чуть ли не с кулаками: как же вы можете! На спектакль к вам не попасть, постоянно где-то ездите, не стыдно? После этого мы поняли, что нужно чаще бывать на дома, тем более новый спектакль «Антоний и Клеопатра»…
     Наталия: Вадим, надо о ремонте рассказывать.
     Вадим: Надо, а хотите выпить? (Журналист и фотограф нечленораздельно что-то бурчат.) Мы тут такую штуку привезли, только бутылку потом покажу. (Наливает в рюмки желтую жидкость, виден краешек этикетки.)
     Журналист (скромно): Надеюсь, 80 означает год, а не градусы.
     Вадим (улыбаясь из-под усов): Пробуйте.
     Все выпивают, журналист морщится, тянется рукой к большой кружке с надписью Boss, делает два громких глотка.
     Вадим: Это восьмидесятиградусный ром. Отличная вещь. Когда много водки выпил, чувствуешь, что голова уже не работает, пятьдесят грамм этого рома - и как будто второе дыхание открывается. На полчаса трезвеешь.
     Журналист (грустно): А потом?
     Вадим: Потом крыша слетает полностью.
     Журналист (несколько расслабившись): А мебель вы сами покупали, по магазинам ходили, выбирали?
     Наталия: Кухню заказывали (имеется в виду кухонная мебель. – Журналист). А поскольку был девяносто восьмой год, никто не знал, что сколько стоит, обошлась она нам очень дешево. Они сделали, привезли, «что, - удивились они, - неужели мы такую цену вам называли?» Ага, говорю. Но потом мы у них посудный ящик заказывали, тут они оттянулись по полной программе, видимо, вспомнили, как дешево нам кухня досталась. Ящик привезли, а полку забыли. Я: а где полка? Они: А разве была полка? Я: Была. Хорошо, сделаем. Может, ящик заберете, привезете с полкой? Не волнуйтесь, мы ее и так сделаем, и вам завезем. Прошло полтора года, может, они и звонили, да нас дома не было … Вообще эта кухня началась с холодильника. Пришли мы в магазин с нашим директором, смотрим: два холодильника – один желтый, другой синий. Она купила желтый, а я синий. Так кухня у нас и стала – синей. Потом появились синие бутылочки – что-то мы покупали, что-то друзья приносили.
     Журналист: Но здесь вы, наверное, проводите времени меньше, чем на Васильевском (там находится репетиционный зал)?
     Вадим: Можно сказать, у нас даже не два дома, а три. База на Васильевском и машина. Наталия, кстати, прекрасный шофер, знает все дороги Европы. Однажды потеряла свои документы и заговорила итальянских пограничников, так что нас пропустили. Это было нужно видеть. Наталья им четыре паспорта дает, а в машине едет пять человек, и наши буклеты, афиши сует им: мы артисты, едем на гастроли, очень любим вашу страну, театр и т.п.
     Наталия: Они не очень гостеприимно: «Шекспир, си?» Ноу, ноу, Шекспир, Гольдони – си, Карло Гольдони, си. Пропустили. В Италии, кстати, есть улица Фиссони.
     Журналист (пытаясь сообразить, кто такой Гольдони, не написал ли он пьесу «Слуга двух господ», которая в киноверсии превратилась в «Труфальдино из Бергамо»: А что раньше было в доме на Васильевском?
     Вадим: В нем, между прочим, Мандельштам жил. А до нас прачечная, фитнес-центр, но не такой современный, как сейчас делают. Тоже хорошие люди помогли нам его получить. Был в свое время такой глава василеостровской администрации Голубев, попали к нему на прием, принесли ему вырезки из газет, журналов, где про нас хорошо написано. Вот, говорим, а репетировать нам негде, дайте какое-нибудь помещение.
     Наталия: Боже, - говорит он, - столько людей ничего не делают, а мы им помогаем, а вы, удивтельно, в такое время живете театром.
     Вадим: И дал. Друзья, знакомые не верят, что без взяток, без связей. Просто так. Русский человек самый приветливый и самый добрый. Любовь русского человека – она как кетчуп в бутылке: чтобы вылить, его надо долго и сильно трясти, но если уж полилось, то сразу же много.
     Наталия: Здание было не в самом лучшем состоянии. Мы пытались своими силами сделать, пока у нас одного актера трубой не придавило. И опять пришел добрый человек и дал нам свою бригаду рабочих. Это нам раз плюнуть, - сказала бригада, до этого они завод этому доброму человеку построили.
     Журналист: Теперь вы играете в Ленсовета, а что происходит со старой сценой в Первой Пятилетке.
     Вадим:  Самое странное, все знают, что дом идет под снос. А вот когда мы оттуда съезжали, вдруг там ремонт начался, стены делают, красят, штукатурят.
     Наталия: Наверное, об этом не надо.
     Вадим: Не буду.
     Наталия: У нас сложились очень хорошие отношения с руководством ДК им.Ленсовета. Там же знаете, зрительный зал закрыли, а сцену нет, и мы посадили зрителей прямо на сцену.
     Вадим: Будут делать ремонт: там немножко балки подгнили.
     Наталия: Может, об этом не надо?
     Вадим: Я и говорю: ремонт будут делать.
     Журналист: Что-то много ремонта получается. Спасибо.
     Наталия: Да не за что. Заходите. (в коридоре) Как видите, ремонт мы еще не закончили. И приходите к нам на спектакли. Отдохнуть от ремонтов.

Занавес. Все выходят на поклон, держась за руки.

"ГОСТЕПРИИМСТВО" март 2004  
Светлана МАХАНОВА Более к движению, чем к слову 

 «За 12 лет своего существования, мы так и не смогли определить свой жанр, хотя, пока, типа, вроде как, тьфу, тьфу, тьфу, успешно завоевываем свое место в узком пространстве Всемирной смеховой культуры» -- гласит с сайта «отчет о прошедшей деятельности» гостей сегодняшнего номера. Но эти «вроде как …» можно смело причислить к природной скромности наших гостей. Если рассказывать о них, то рассказ займет не только формат всей рубрики целиком, отдельный номер журнала можно издать. Посему, читателям, незнакомым с творчеством, наших гостей, предлагается как минимум заглянуть на сайт.

            Итак, позвольте представить Петербургское Театральное Товарищество «Комик-Трест»: Вадим ФИССОН, режиссер-постановщик, художественный руководитель, Наталия ФИССОН, ведущая актриса, Игорь СЛАДКЕВИЧ, ведущий актер, Николай КЫЧЁВ, ведущий актер, Елена СИГУТИНА, директор. «Не ведущих» в труппе просто нет. Полным ходом шла подготовка к премьере, поэтому беседуем неполным составом, как пошутили ребята: «К сожалению, ведущая актриса театра Наталия Фиссон отсутствует, но мы втроем попытаемся своим слабым мужским умом восполнить ее мощный интеллект».

 — Вы исколесили, наверное, уже добрую половину мира, многое повидали, открыли много нового для себя. Поэтому мы приглашаем вас выступить на страницах журнала «Гостеприимство» в роли независимых экспертов-консультантов и поделиться своими мыслями о самой крупной, самой динамично развивающейся во всем мире индустрии. О туризме. Россия последние 3-4 года создает отечественную туротрасль. Как и в любом новом начинании, не все пока идет гладко, как хотелось бы, поэтому первый вопрос: во многих странах доходы от туризма — колоссальные, что необходимо сделать для того чтобы туризм приносил прибыль и нашей стране?

 Вадим ФИССОН:
     —Мы попробуем ответить на вопрос, рассматривая в качестве примера наш родной город. Волею судеб сложилось так, что мы много ездим по миру, по фестивалям. Надо сказать, что в Европе движение уличных театральных фестивалей организовано очень сильно, в него вкладываются большие деньги, и каждый маленький городок считает своим долгом иметь летом свой фестиваль. Недавно мы были на фестивале в Испании, под Барселоной, в маленьком городке Таррага, с населением в 15 000 человек. На этот фестиваль, который длится полторы недели, приезжает 150 000 туристов. Там происходит нечто невообразимое: повсюду устанавливаются сценические площадки, всюду идет какое-то действо, какое-то шествие, сопровождаемое музыкой, фейерверками.
          На таких фестивалях, мы понимаем, что наш город, где есть неповторимые белые ночи, город, представляющий сам по себе огромную уникальную декорацию, мог бы стать прекрасной площадкой для всемирного уличного фестиваля. И здесь бы творилось что-то невообразимое, можно было бы обыграть Стрелку Васильевского Острова, Неву, каналы, площади ...
          В Венеции был в свое время тяжелый экономический период, устроили карнавал, он сразу привлек огромное количество туристов, и благодаря этому зрелищу, Венеция выжила. У нас, к сожалению, делается ставка только на то, что есть Эрмитаж, Мариинский театр, что у нас красивый город, но рассчитывать только на это нельзя. Приехавший сегодня турист посетил Эрмитаж, какой-то из театров, посмотрел фольклорные танцы, а что еще? Он приедет к нам завтра?
          Город должен развиваться, в нем обязательно должно происходить что-то новое, что-то интересное. В Париже есть Лувр, но есть и центр Помпиду, и другие центры современного искусства, есть уличные зрелища, так же должно быть и в Петербурге.
          Города, проводящие свои фестивали, закладывают это в программу своего развития, на это выделяются деньги, я думаю, что и у нас под организацию фестиваля можно найти деньги и спонсорские в том числе. Да, один раз вложиться для того, чтобы организовать все это привезти в город со всего мира какие-то известные имена, и сделать белые ночи таким праздником, чтобы он запомнился на всю жизнь, чтобы он стал традицией.

Николай КЫЧЁВ:
        — В продолжение темы. Эдинбург после войны был очень сильно разрушен и благодаря тому, что каждый август там проводится около шести фестивалей: пивной, фестиваль военных оркестров, театральный всемирный фестиваль, библиотечный, кино-фестиваль, благодаря одному месяцу складывается бюджет города на год. Вот что такое туризм для города вот что такое привлечение денег под фестивали.
           Обидно, что город, стоящий в хорошем месте, с не самым плохим климатом, (климат в Эдинбурге гораздо хуже питерского) не использует то, что уже подарено его создателем. Есть столица Рим, есть Париж, есть культурная столица Санкт-Петербург, построенная 300 лет назад Петром, и мы 300 лет пользуемся тем, что создал Петр. А что сегодняшние отцы города создали такого, чем город будет славиться во всем мире, чем будут гордиться следующие поколения, пользоваться веками? Надо делать из самого города Театр Белых Ночей, для этого есть все предпосылки и тогда люди со всего мира будут ездить к нам неоднократно.

Вадим ФИССОН:
        — Нельзя паразитировать на истории, должно быть и настоящее. Иметь на весь пятимиллионный город одинокую Пушкинскую, 10 — центр современного искусства, это, наверное, неправильно. Должно развиваться что-то новое, но чтобы это новое развивалось, нужно эту почву каким-то образом взрыхлять, сдабривать, поливать, хоть иногда. И тогда город будет современным. Современность города ведь заключается не только в тех стекляшках, которые понастроили, она и в том ритме, который в нем происходит, в энергии творчества. И это касается не только театров, это и современная скульптура, архитектура и изобразительное искусство, это касается всего. Должна чувствоваться динамика. 

            А помните разговоры перед 300-летием? Чиновники тогда говорили, что город не может принять всех желающих, потому что в городе не хватает гостиниц. 

Николай КЫЧЁВ:
        — Может и чиновники в какой-то степени правы, но тогда это заколдованный круг. Давайте, строить гостиницы, но не будут ли они стоять полупустыми?

Вадим ФИССОН:
        — У нас не хватает дешевых гостиниц. Основной приток – это средний класс, а для него у нас на сегодняшний день вообще ничего не сделано. Я вообще не понимаю такой позиции. Это то, на чем можно заработать, это живые деньги, как этого может не хватать?

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Для того чтобы первый раз организовать такое мероприятие всегда можно найти возможность, где и как расселить туристов без особых претензий. Мы, например, жили и в госпиталях. Школы закрываются на лето, студенческие общежития пустуют, ведь молодежи все равно где жить. Это либо нежелание, либо неумение все продумать и организовать. Молодежь — это, на мой взгляд, не самый платежеспособный турист, но самый массовый. Им все равно где жить, зрелища для них главнее. Вот как в Тарреге  фестиваль начинается в 4 дня и заканчивается в 6 утра. Много молодежи приезжает туда в это время, чтобы получить колоссальный заряд энергии, шутка ли — 100-200 театров можно увидеть в одном месте. Вот он ходит там полдня и всю ночь, под утро падает где-нибудь у речки в спальном мешке или палатке, ему больше ничего не надо. Но это турист, он тоже вкладывает свои деньги в экономику этого города.

Вадим ФИССОН:
        — Если не гнаться только за тем, чтобы привезти сюда миллионеров и поселить их в Невском Паласе, если ориентироваться на студента-англичанина или на рядовую немецкую семью, то они вполне могут поселиться и в общежитии. У них не такие финансовые возможности, как у людей, которые останавливаются в пятизвездных отелях, но они составляют основную массу туристов. И будет развиваться не только гостиничный бизнес, но и сопутствующий малый бизнес. В большом количестве будут нужны прохладительные напитки, мороженое, сувениры, всевозможные предприятия общепита. Приехавшие все равно будут ходить и в театры и в музеи и в магазины, ездить на городском транспорте, все получит дополнительные финансовые вливания. 

— Давайте попробуем немножко отвлечься от Петербурга и вспомнить о других городах России, где вы были. Что-то вдохновляет? 

Николай КЫЧЁВ:
        — Вдохновляет. Петрозаводск. Ему хочется сказать отдельное спасибо. Мы ездили туда на фестиваль «Ламбушка», нам там очень понравилось. Там есть потрясающая гостиница рядом с театром — «Маски», где до мелочей продумано все, чтобы актерам было максимально удобно. Очень умные люди работают в Петрозаводске, они делают все, для того чтобы туда приезжали, Петрозаводск – одна из театральных столиц нашей страны, туда все время едут наши передовые театры. 

Вадим ФИССОН:
        — Самое главное, что вдохновляет — это люди, они у нас потрясающие. Мы были в Омске, город, скажем так, не самый европейский. Нас водили по городу с экскурсией, показывали ворота, через которые вели Достоевского по этапу, люди знают, что Достоевский писал: «Омск — это мерзкий грязный городишко», (если представить, что это написано непосредственно на самой достопримечательности, то на городе можно было бы поставить точку), а омичи любят свой город. А какой мы видели там памятник! Современный! Памятник Василию. Это люк на центральной улице, из которого наполовину высовывается чугунный рабочий, он прикорнул и смотрит на всех проходящих. Ведь это здорово — памятник не какому-то вождю, которых полно на площадях наших городов, а простому человеку. И чем больше таких вот островков в наших городах будет появляться, тем лучше. Это и есть проявление развития. Видно, что город живет, создается что-то новое, и что люди готовы делать это новое, и они гордятся этим маленьким городишкой.
          Одним словом в России есть мощные предпосылки для развития и культуры и туризма, главное чтобы это все развивалось. А то, что где-то не хватает гостиниц — это, в самом деле, понять трудно.

         - Принята федеральная концепция развития туризма, где много внимания уделено тому, что наряду с развитием внутреннего туризма, в первую очередь все же необходимо привлекать иностранных туристов. Как вы считаете, мы готовы к этому? И, что вы думаете по поводу нашего сервиса, на который тоже много нареканий?

 Вадим ФИССОН:
        — Очень, как мне кажется, утилитарная цель — привлечь иностранцев, чтобы получить инвестиции. Понастроим гостиниц для богатых и они сюда поедут? Нет! Они поедут к нам тогда, когда к нам поедет их средний класс, молодежь, когда это станет популярно. Когда модно будет приехать в Россию, сюда поедут школами, колледжами и будет где поселиться среднему уровню, тогда сюда потянутся и акулы бизнеса.
          По поводу сервиса. Была такая история, я много летал, (правда, в основном это были международные авиалинии) и вот в 97 году мы летим на фестиваль в Челябинск, на самолете Челябинских авиалиний. Стюарт совсем молодой, неопытный, но старается, как может. Например, прошу его принести томатный сок — приносит апельсиновый, прошу подушку — получаю одеяло, т.е. немножко не то и не так, но делает! Ведь что-то приносит в результате! И я, чтоб его подбодрить, говорю: «У вас такой прекрасный сервис»! Что бы сказали в Европе? «Thanks», немцы бы сказали: «Danke schon». «Челябинские авиалинии, у вас такой прекрасный сервис!» и человек отвечает: «А что делать?». Чувствуете как глубоко? И мы от «что делать» все еще не очень далеко ушли, поэтому сервисом нам пока не заманить. Хотя определенный колорит в этом есть. 

—           - По России вы ездите, в основном на фестивали, где у нас их проводят?

 Вадим ФИССОН:
        — В Новосибирске хороший фестиваль, в Омске, Челябинске, Архангельске.

Николай КЫЧЁВ:
        — Вот как ни странно: город Архангельск — впереди планеты всей. Я оттуда родом и мне это очень приятно слышать. Там есть потрясающий человек — Виктор Панов, организатор этого фестиваля, мы о нем слышим, находясь за границей, например о нем знают в Голландии в Германии. В Архангельск, чтобы посмотреть на это зрелище, поехали люди со всей Европы! Город с единственной достопримечательностью — улицей Павлина Виноградова, которая тянется вдоль всей Двины! Человек организует фестиваль уличных театров именно в этом городе, и туда приезжают! И кто! Звезды! И, конечно же, туристы. И я, хорошо зная Архангельск, не скажу, что там есть очень хорошие гостиницы. Вот где, как мне кажется, путь развития, в людях, в подвижниках всего этого.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Однажды мы были в Нижневаторске, где только буровые установки и всего одна школа, смотрели пьесу, я не буду ее называть, к Вадиму подходит один критик и говорит, как бы извиняясь, что, наверное, не очень хороший спектакль, на что Вадим очень справедливо сказал: «Вы представьте себе, что я, может быть, впервые узнал, что есть такой город — Нижневаторск и там есть театр, им надо памятник поставить только за то, что они есть, а не за то, что они лучше или хуже играют. 

        — С чем связано отсутствие фестивального движения в России?

 Вадим ФИССОН:
        — В России издавна существует разделение на театры и не театры. Мы — как бы непонятно кто: то ли театр, то ли цирк, то ли эстрада. На российских фестивалях нас не знают к чему причислить, поэтому называемся мы на них «гости фестиваля», «подарок фестивалю». На Западе наше происхождение никаких сомнений не вызывает потому что такого жанра, такого вида, и таких форм искусства там много, они уже давным-давно востребованы и понятны. Поэтому там гораздо большее количество фестивалей.

Николай КЫЧЁВ:
        — Потому что многообразие театральных форм на Западе уже сделало театральный бизнес нормой. Бизнес не столько с точки зрения зарабатывания денег, сколько с точки зрения театрального дела. Все поставлено на нормальные рельсы, все отлажено: есть театральные менеджеры, существуют уличные театры, они очень разнообразны и по репертуару и по жанрам, все имеют право на жизнь. И каждый из них может легко приехать на любой из фестивалей. У нас же на самом деле, идет постоянная классификация: театр драматический, музыкальный, балетный и пр. и попробуй на какой-нибудь музыкальный фестиваль приехать новому современному театру, не попавшему в классификатор.

 Вадим ФИССОН:
        — Мы три года подряд ездили на уличный фестиваль в Ганновер. Он длится в течение месяца и проводится в огромном красивейшем парке. Как это происходит: стоят площадки в разных уголках этого парка и там со своими спектаклями выступают порядка 30 театров. Ежедневно парк посещают около 4 000 человек, за полгода до начала фестиваля все билеты уже раскуплены. Это настолько популярно, настолько интересно и это действительно праздник. Зритель, который приходит в парк с 7 и до 9 часов, может пройти по всем театральным площадкам и успевает увидеть там самые разнообразные зрелища, огромное количество разных направлений искусства, это действительно праздник искусства. Нет у нас такого, нет, нет и нет и это ужасно, потому что это форма отдыха, форма досуга. Понятно, что это не высокое театральное искусство: жонглеры и эксцентрики, японские барабанщики и вокатэ (ходячее искусство), акробаты и фламенко. Устраивается огромный фейерверк. И немцы понимают, что это нужно и на это выделяются деньги, приглашаются самые разные творческие коллективы, актеры и туда не попасть. Фестиваль идет под патронажем министра культуры Нижней Саксонии, г-на Бёльма, он сам его практически проводит.
          А у нас ориентация на пивные фестивали, что, конечно, тоже имеет право на существование, но, наверное, должно быть и то и другое. В прошлом году пробовали в Питере сделать карнавал. Само по себе хорошо то, что такая попытка была сделана, но напоминало это все первомайскую демонстрацию, только вместо завода «Арсенал» шла колона Микки Маусов.

Николай КЫЧЁВ:
        — То, что сейчас делается в Москве — правильно с точки зрения развития театрального искусства, потому что там сейчас создаются различные театральные центры: центр Мейерхольда, центр Васильева, Слава Полунин проводит там ту же театральную олимпиаду. Они грамотно привлекают к своему городу внимание, и правильно говорит Лужков: «Больше театров: хороших и разных». Пусть они рождаются и умирают, но им надо где-то рождаться и умирать, в это и есть развитие.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Это и есть жизнь. У нас театр очень тяжело открыть, но гораздо тяжелей его закрыть. И стоит это огромное количество театров-не театров, и кочует могучая кучка режиссеров из театра в театр, ставят спектакли, не имея своего лица, и туда водят детей, объясняя им, что это и есть театр.

        — Давайте поговорим о гостиницах. Вспомните какую-нибудь одну из них, которая вам запомнилась чем-то особым, где вам всем было особенно хорошо. И какой вообще в вашем понимании должна быть идеальная гостиница?

 Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Забавная тема. Но мы не туристы, мы ведь ездим в основном работать. Если говорить о гостиницах, то нам больше нравятся гостиницы с кухней. Мы, если есть выбор, приезжая куда-либо, предпочитаем снять квартиру или дом. Нам удобнее жить всем вместе, вместе готовить, у нас уже давно так сложилось.

Вадим ФИССОН:
        — Однажды в Ганновере нам предложили жить не в гостинице, а в семье, в частном доме, в 30-ти км от города. Нас настолько радушно принимали, мы так подружились с этой семьей, что стали друзьями «не разлей вода». Потому что там у нас было чувство дома. Самое главное ощущение от гостиницы, как мне кажется, должно быть, что это не только место куда пришел и переночевал, она должна быть подобием дома. «Хилтон», например, для меня — не дом, сложно иметь дом из стекла и бетона. А вот какие-то маленькие трехзвездные гостиницы, они компактны, очень уютны, ведь дом — это уют. Уют, это когда ты приходишь не в какого-нибудь 20-этажного монстра комплексного обеда, а в свою маленькую комнату и тебе консьерж с улыбкой открыл дверь, подал ключ. Утром ты сел завтракать в небольшом уютном зале. Мы жили когда-то в Афинах, в «монстре», так там был кошмар: утром на завтрак идешь в огромный ангар общественной столовой. Шведский стол. Еда всегда однообразная, если там жить месяц, то можно с ума сойти.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Вспоминается случай в этом афинском отеле. Утро. Завтрак. Наблюдаем сцену: подходит посетитель к служащему этого «ангара» и говорит:
—     У вас же сок из концентратов.
—    Да. Другого нет.
—    Что за безобразие! Вы же на Америку равняетесь, а американцы всегда свежевыжатый делают.
—     Да. И что ваши американцы сделали с Ираком? — дает достойный ответ служащий, и как бы не поспоришь. А ведь тоже сервис, даже в таком монстре. Поэтому не хочется Титаников, хочется маленький уютный кораблик.

Вадим ФИССОН:
        — Когда-то мы с Наташей полтора года жили в Германии, сначала в Мюнхене, в отеле Хилтон, потом в Берлине, в Гранд Отеле Эсплонада, не потому что были такими зажиточными людьми, эти отели были спонсорами театра, в котором мы работали. Гранд Отель Эсплонада. Хорошо там жить одну-две недели, но не полтора года. Как живут все наши артисты? Мини-бар весь выгребается, туда засовываются какие-то консервы или сосиски, овощи и пр., потому что шоу заканчивается в 12 часов и уже нигде не поесть. Поэтому, условно говоря, нужно в кофейном аппарате отварить яйцо, щи в биде, правда, не варили, но через какие-то сложности проходили. И вот когда ты, голодный, холодный, преодолев огромный сияющий холл, попадаешь в номер, а на подушке лежит конфетка и написано «Guten Nacht», начинаешь испытывать легкую ненависть к зажиточному образу жизни. Но мы люди домашние, на нас особо ориентироваться, наверное, не стоит. Есть ведь и бизнесмены, которые прилетают на один день, им наверняка в мегацентрах удобнее. Есть еще молодежный туризм.

Николай КЫЧЁВ:
        — Мы ездим по Европе на своем автобусе и проезжая из Финляндии, допустим, в Грецию, нет ничего приятнее, чем остановиться в маленьком придорожном отельчике. Их, как правило, содержит семья — хозяин с хозяйкой, рядом, как правило, есть какое-нибудь озерцо и без всяких исключений из всяких правил — встречают тебя всегда радушно. Нет никакой казенности, улыбки всегда добрые, искренние.

Вадим ФИССОН:
        — И в этом есть понимание страны гораздо большее, нежели когда ты попадаешь в огромный мегацентр. Ведь мегацентры все одинаковые, что в Америке, что в Париже. Когда ты много ездишь и часто живешь в огромных отелях, то в воспоминаниях с трудом отличаешь один от другого.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — В маленьких отелях всегда чувствуется колорит страны, они отличаются оформлением, какие-то картинки, живопись, какие-то особенности в кухне, но главное — общение, там чувствуешь, что общаешься с живыми людьми. Да и потом уровень жизни страны определяют не по мегаполисам, а по маленьким городкам и деревням. Можно у нас проехать по деревням и в Германии, все сразу становится понятным.

         —    Поделитесь своими наблюдениями?

 Вадим ФИССОН:
        — Финляндия. Город Иматра, от него еще надо ехать до места, где мы останавливались, а было это что-то вроде пансионата. На берегу озера 3 домика, общий дом, с гостиной, с камином, банька. Кругом лес, тишина, красота. Мы приехали, оставили свой автобус, с удовольствием сходили в баньку, отлично выспались, все было просто великолепно. Подходим к автобусу,… а на стекле штраф за неправильную парковку. И это в лесу! Финляндия, однако!

Николай КЫЧЁВ:
        — Еще один гениальный случай, демонстрирующий ментальность, произошел там же. Подходит к нам кто-то из персонала и говорит: «Ребята, вы уж извините, у нас здесь сегодня школьники собираются, у них будет вечеринка на природе». Вы представляете, молодежь здесь будет проводить пати, мы чуть не поседели. Ну, думаем, все, вечер загублен, надо прятаться по домам, вооружаться на всякий случай палками, дубинами. В результате пришли человек 20 финнов, тихо посидели у костра, сделали барбекю, тихо спели какую-то финскую песенку и ушли, потушив костер и собрав мусор. Я думаю, что они потом долго вспоминали, как они гульнули, оттянулись, что называется, ух, по полной программе.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Пример гостеприимства. Прилетели в Мадрид, откуда нас автобусом везли в Бадахос. Встречал и через неделю, по окончанию наших выступлений, вез нас обратно один и тот же человек. Организаторы попросили его показать нам Мадрид. Он совершенно не говорил на английском, мы общались языком жестов и он понимал, что мы не говорим по-испански. НО! Въехав в Мадрид, он включил микрофон и начал по-испански что-то рассказывать. Он делал это так увлеченно, поворачиваясь к нам, с горящими глазами, энергично жестикулируя, выражение его лица и интонации менялись, с неповторимой страстью, что мы не решились его перебить.

Вадим ФИССОН:
        — В Германии мы с Наташей купили музыкальный центр. Здоровый такой, красивый. Привезли, распаковали, полюбовались. И что-то я, не глядя на часы, решил вдруг проверить мощность звука. Включил на полную громкость, послушал минуту-другую, остался, надо сказать, весьма доволен новой аппаратурой и выключил. Стук в дверь. Смотрю на часы — 23 с хвостиком. Открываю. Стоит приятная немка: «Скажите, пожалуйста, Вам шум не мешает?». «Э-э-э, да нет, как-то, ничего не слышал». «Странно», отвечает она, «потому что Ваши соседи говорят, что здесь какой-то шум. Я решила у Вас спросить: Вас ничто не беспокоит?». «Да нет, не беспокоит». «Но, если будет беспокоить, то Вы сообщите». Немецкая интеллигентность!

Николай КЫЧЁВ:
        — Есть пример и бардака. Франция. Лазурный Берег. Рядом с шикарными отелями существуют и семейные отели, причем разных размеров. Семейные отели — это отели для семейного отдыха, в них номера на две комнаты, душевая, гостиная и маленькая кухонька. Куда французы и иностранцы могут приехать на автомобиле и отдохнуть на побережье Лазурного берега. В одном из них мы жили, приехав на фестиваль в Монпелье . В последний день, когда нам уже нужно было уезжать, мы пришли со спектакля, а нас не пускают, потому что в отеле произошел пожар. Лифт не работает, потому что заблокирован системой пожарной сигнализации. В номерах, как и во всем отеле, нет света, зато там все затоплено водой. Вещи собирали впотьмах, второпях, т.к. билеты были уже на руках.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — На душе стало как-то легко от осознания того, что бардак может случиться не только в России. О тамошнем бардаке. Хорошая тема, патриотичная. Я жил в Германии, там семейные отели хороши в маленьких городах, в деревнях. А в крупных, мало платят, наверное, обслуживающему персоналу, поэтому работают либо китайцы, либо мексиканцы, которым объяснить что-либо просто нельзя. Гамбург, живу в таком отеле первый день. Иду к себе, вижу — у меня перед дверью стоят три бутылки пива. Я думаю: «Не возьму, это в пять раз дороже, чем в маркете, куплю там». Открываю дверь, аккуратненько так перешагиваю через все это, закрываю дверь. Кто-то, видимо шел по коридору, увидел эти бутылки и забрал их, а через час постучался китаец и просунул мне счет за них. Если сказать, что я ему ДОЛГО объяснял, что не брал их, и брать никогда не буду, то это все равно ничего не сказать. Пришлось поднять шум. В результате мне их перестали ставить. Мини-баром все артисты, как правило, не пользуются по той же причине – все неоправданно дорого. Не пользовался и я, просто пошел, купил себе что-то там, «колы», пару бутылочек, пивка. Выпил. Бутылочки, естественно, оставил в номере. Вечером прихожу — лежит счет. Бутылочки мои посчитали и, не заглядывая в мини-бар, выписали счет за пользование им.

Вадим ФИССОН:
        — Жили мы однажды в Хилтоне, нам нужен холодильник, я уже рассказывал для чего. Мы решили приспособить под это дело мини-бар, его весь выгребали и засовывали туда свои, нормальные продукты. Через месяц приходит общий счет, где за пользование мини-баром нарисована такая цифра, что у нас волосы дыбом становятся. Мы бежим на ресепшен и говорим, что ничего оттуда не взято, не выпито. В ответ: «Этого не может быть. У нас все фиксирует компьютер». Оказывается, компьютер, гад, отщелкивает сам факт открытия мини-бара, а там ведь еще все в определенном порядке, все по ящичкам, по ячеечкам. Оказывается, открыл ящик с «колой», он отщелкнул ее стоимость, с пивом — стоимость пива. А поскольку мы все время туда-сюда засовывали то их бутылки, то наши продукты, компьютер показывал, что мы пили колу ведрами. И ничего не докажешь у них ведь КОМПЬЮТЕР! Мы в результате убедили-таки ребят, что столько колы у них не было никогда. С другой стороны, они, наверное, и не предполагали, что российские артисты будут использовать мини-бар таким образом.

         — Вы, наверняка слышали, что наша страна слабо представлена за рубежом, что у нас мало рекламы? Этому вопросу уделено много внимания, в частности в федеральной концепции развития туризма. Как вы относитесь к таким высказываниям? Как вы считаете, есть ли прямая зависимость отрасли туризма от рекламы?

 Вадим ФИССОН:
        — Когда мы знакомились с Германией, шок-то был не от того, что ты приезжаешь в Берлин или Гамбург и видишь как там здорово, а оттого, что когда ты едешь в маленький поселочек, в маленький городишко, а там все также как в Берлине. Может быть дома пониже, но уровень жизни человека такой же. У нас, в Москве, в Питере, да, что-то новое появляется, строятся гостиницы, рестораны, новые магазины, но когда можно будет приехать, в Урюпинск или в Псков и там будет того же уровня сервис как в Москве, вот тогда можно будет говорить о нормальном развитии туристского бизнеса.
          Существует понятие — PR- страны. Но не брошюрками же красочными, на Западе этого добра хватает, и над Парижем не разбросаешь рекламу лучших музеев и отелей. Пора менять имидж «вечного нищего», на страну, которая что-то представляет, например искусство (было бы чем). Мы много ездим по миру, имеем успех, мы ездим как петербургский театр, значит мы своей работой пиарим Питер. И не только мы, есть и другие коллективы. Но есть проблемы. Например, нас приглашают в Аргентину в Буэнос-Айрес на карнавал, нас примут, поселят, но честно предупреждают, что не могут оплатить дорогу. Мы готовы поехать и готовы иногда работать там без гонораров. Мы же представители Питера, так, казалось бы, отправьте нас как своих представителей, ведь существуют какие-то фонды, нам ведь не надо много, только туда доехать, но на этом разговор, так скажем, очень сильно заминается. Пиарить страну нужно конкретными делами, конкретными людьми, спортсменами, например, которых не надо продавать, они должны выступать за страну. Нужно показывать, что страна динамично развивается и не только выставки Эрмитажа всюду возить, есть же и новое искусство, но на это нужна политическая воля, об этом должен кто-то думать, не сами художники, по идее, должны пробиваться.

         — Кого Вы видите в этой роли, кто должен выполнять эту функцию?

 Вадим ФИССОН:
        —Существует Управление по культуре, но это ведь не значит, что оно должно культурой управлять. Это значит, что оно должно культуре помогать и помогать пробиваться не только на внутреннем рынке, но и пропагандировать ее на внешних, за пределами страны.

Николай КЫЧЁВ:
        — Вы можете себе представить ситуацию, когда что-то нужно решить в Управлении культуры. У нас, например, в Смольном? Сколько надо пройти дверей, как надо записываться у секретарей на прием, одним словом — что нужно преодолеть, чтобы добраться до искомого чиновника? А ситуацию, когда министр культуры Нижней Саксонии во время фестиваля каждый день в течение месяца ходит по парку, лично провожает гостей фестиваля у ворот? Вот степень доверия, степень уважения, демократизма, в конце концов.

Вадим ФИССОН:
        — Мы посещали мэрию города Ганновера, министра культуры. Большой особняк и, казалось бы, внутри-то там все должно быть, если не в золоте, так хоть в бронзе, ну, как у нас. А там все очень скромно: окрашенные стены, у министра на столе стоит обычный компьютер, никакого тебе злата-серебра. И были мы в доме для престарелых, вот там все из мрамора и серебра. Вот это нормально, когда чиновники не себе отстраивают кабинеты, похожие на Эрмитаж, а добиваются того, чтобы этот «Эрмитаж» был везде: на улице, в доме для престарелых.

        — Редакция нашего журнала столкнулась с мнением о том, что возмутительно стыден тот факт, когда стоимость билетов в театры, музеи и пр. для иностранных туристов гораздо выше, чем для россиян Ваше мнение по этому поводу?

 Вадим ФИССОН:
        — А я считаю, что это нормально. Если я, приехав в Америку, захочу там посмотреть постановку Бродвейского театра, я заплачу деньги гораздо большие, нежели у нас платят иностранцы за посещение Мариинского театра. Давайте правдиво смотреть на вещи и признавать, что мы на сегодняшний день неравноправны с иностранцами, у них гораздо выше уровень жизни. Я не вижу никакой дискриминации по отношению к иностранцам в том, что они платят за вход в Эрмитаж 20 $, это по европейским меркам нормально, это скорее дискриминация по отношению к нам, потому что мы не можем платить такие деньги. Нас приучили, что московский художественный — это общедоступный театр, а он не должен быть общедоступным. Посещение театра, также как и музея, выставки должно быть праздником. Меня больше возмущает, когда бутылка пива стоит столько же, как и билет в театр, потому что у человека в сознании это становится равноценным. Плохо, конечно, что мы из-за нашего ужасающего уровня жизни не можем себе позволить сделать цены одинаковыми и для иностранцев и для нас. За границей единая цена, но она дорогая, есть там скидки для детей и инвалидов и все. Да, можно один раз в месяц попасть в Лувр бесплатно, но во все остальные дни ты платишь. Или вот опять же уличные фестивали. Люди смотрят все бесплатно, за все платит город, но он получает свои деньги с лихвой за счет ресторанов, за счет гостиниц, за счет торговли.

         — Наш традиционный вопрос: что для вас значит «гостеприимство»?

 Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Гостеприимство, как мне кажется, должно начинаться не в гостинице, а в аэропорту.

Вадим ФИССОН:
        — Страна начинается с того, как у тебя берут паспорт. Америка, например — негостеприимная страна. А Италия — гостеприимная, мы въезжали в страну, таможенники радостные, машут нам руками, мы им кричим: «Мы – театр, театр к вам едем!» А они: «О! Театр! О!», а потом спрашивают «No Shekspire?» «No» — отвечаем, «Гоцци, Гальдоне». Они заулыбались, мол, все отлично, проезжайте. Вот с этого, наверное, начинается гостеприимство. Ведь это очевидно — гостеприимным выгодно быть, так же, как выгодно быть добрым.

Игорь СЛАДКЕВИЧ:
        — Какая-то шутка, улыбка, доброе слово и ты уже чувствуешь себя как родной. У нас: ты хочешь выпить только чашку кофе, заходишь, и когда официант узнает о том, что ты кроме этой чашки ничего заказывать не будешь, у него на лице написано такое недовольство, что ты уже и ее не хочешь. В Европе: в любом кафе тебя сразу окружают вниманием, но ты-то уже наученный, поэтому оправдываешься: «Да мне только кофе». «Вы сидите, читайте, я Вам сейчас пепельницу принесу» и начинаешь ёрзать: «Ну, дайте салатик, какой, что ли. Хорошо так у вас».

Вадим ФИССОН:
        - Мы тоже стремимся быть гостеприимными. К нам приходит зритель, он не только наш судья — он наш гость. Мы стараемся создать ему атмосферу праздника, чтобы вместе с ним прожить те полтора-два часа пока идет спектакль. Нам всем и зрителям нашим, конечно же, нужен отдых. Нельзя работать без него, нужно же всегда подпитываться новыми впечатлениями, пообщаться с интересным человеком, куда-то съездить, ну, я не знаю, за березку подержаться, т.е. нужно где-то взять энергию, чтоб ее отдать потом, если ты этой возможности не получаешь, то работа становится непродуктивной.

        —    Хотите что-нибудь пожелать читателям?

 Игорь СЛАДКЕВИЧ:
— Читать журнал!

Вадим ФИССОН:
        — Больше гостиниц хороших и разных. Больше зрелищ, больше праздников в каждом городе нашей страны. Народ жаждет праздников, давайте их дадим нашим людям.

"САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЕ ВЕДОМОСТИ" 22 октября 2003  
Елена АЛЕКСЕЕВА Переход Фиссонов через Олимп 

Более полугода не было в сводной афише города театра «Комик-трест». Публика томится, с нетерпением ожидая, когда откроет сезон Вадим Фиссон и его труппа. А тут еще поползли слухи о том, что сочтены дни ДК Первой пятилетки, где на альтернативной сцене «С’танция» выступали артисты. Неужели теперь, чтобы посмотреть «Белую историю» или «Нафталин» надо ехать в Европу? Как выяснилось, не обязательно ехать в Европу. Можно, например, в Омск, куда сейчас отправился «Комик-трест», чтобы принять участие во Всероссийском фестивале молодых театров.

И все же нашему корреспонденту Елене Алексеевой удалось застать Наталью и Вадима Фиссонов дома.

–        Не слишком ли затянулось ваше европейское турне? Этак вы рискуете растерять питерских поклонников!

–        Мы и сами соскучились по питерской публике. Надеемся встретиться через месяц. Пока все на той же «С’танции», где в ноябре у нас целая серия спектаклей. Что будет дальше, сказать трудно, ведь перестройка ДК Первой пятилетки под филиал Мариинского театра – дело решенное. Будем искать другую площадку для выступлений. Видимо, продолжим играть в «Чаплин-клубе». Хотели бы показать в Питере премьеру, которую первыми увидели зрители Международного театрального фестиваля в испанском городе Таррагона (недалеко от Барселоны). Новый спектакль называется «Антоний и Клеопатра». Мы играли его на центральной площади, около кафедрального собора, он начинался в полночь, с боем часов. Люди выходили из собора после вечерней службы, и попадали на спектакль. В нашем городе надо сейчас найти какой-нибудь ангар, помещение, куда вместился бы этот проект в жанре уличного театра.

–        Петербургские площади для вас тесны?

–        Нет, не в этом дело. За количеством публики мы не гонимся, хотя в Таррагоне на площади собиралось до двух тысяч человек. В Питере климат не столь благоприятен, как в Испании. Открытая площадка уязвима еще и с точки зрения акустики. Хотелось бы, чтобы зрители все видели и все слышали.

–        От традиционного сюжета, надо полагать, остались рожки да ножки?

–        Ну, почему же… Все основные персонажи на месте. Но поскольку это не драма и не трагедия, а уличное шоу со всеми сопутствующими атрибутами, вплоть до фейерверков, то кое-какие акценты сместить пришлось.

–        Слышала, что в спектакле заняты все внутренние резервы вашего театра – даже художественный руководитель и директор.

–        Да, в спектакле дебютировала наш директор Лена Сигутина. Впервые после окончания института на сцене появился Вадим Фиссон, исполнив роль бога войны Марса. Его коляску наши мастера так технически усовершенствовали, что явление Марса-терминатора везде производило фурор.

–        Где же вы побывали за это время?

–        Начали с Финляндии и Польши, потом пару раз в Италии, пару раз в Греции, в Германии и Испании.

–        Это были фестивали?

–        Не везде. В Греции мы участвовали в Днях Петербурга. Были и просто гастроли. Где-то, как в Испании и Ганновере, – фестивали. На Ганноверском мы уже завсегдатаи, были там уже в третий раз. Этот фестиваль особенный, такого нигде нет. Проходит он в огромном парке, в разных частях которого выступают театральные и цирковые труппы. В режиме нон-стоп представлены все жанры. Каждому зрителю вместе с билетом выдается план парка, и публика бегает от сцены к сцене, чтобы успеть все посмотреть. Между площадками ходят музыканты, клоуны, жонглеры, мороженщики. Фестиваль очень популярен в Германии, билеты раскупаются за три месяца до начала. Главный организатор – министр культуры Нижней Саксонии встречает и провожает публику. У него есть специальный шапокляк, который он открывает в первый день и складывает, прощаясь с публикой. Он стоит в цилиндре, белой рубашке, цветной жилетке и беседует со зрителями, выслушивает пожелания и благодарности.

–        Всюду ли публика была к вам благожелательна?

–        Какой только публики у нас не было за эти месяцы! И счет зрителям мы тоже потеряли, потому что были залы относительно небольшие, а случалось и в залах на тысячу двести мест выступать, и на открытых площадках, и прямо на улице. Публика везде разная. Немцы были в восторге от «Белой истории», а испанцам по сердцу пришелся спектакль «Антоний и Клеопатра». В Греции, стране с древними театральными корнями, мы попадали в самые неожиданные ситуации. Для греков театр это фольклор, как для нас балалайка. Так что театром их не удивишь. В Тессалониках на наш первый спектакль пришли дамы в бриллиантах и солидные мужчины в смокингах. Оказалось, что наши греческие менеджеры умудрились вписать наши гастроли в рамки… предвыборной кампании правых.

–        И как? Помогли вы консерваторам?

–        Наверное. Они на выборах победили. А в другой раз тот же зал был отдан школьникам. Вот это было испытание! Ребятишки лет по восемь – совершенно неуправляемые. Педагоги, огромные мужики со свистками, едва с этой стихией справлялись. Весь зал потом был усеян чупа-чупсами, мусором всяким. Но начался спектакль, и они сразу включились. Конечно, больше ловились на черный юмор, на «экшн». Рикки Мартин в исполнении Игоря Сладкевича прошел у них, словно настоящий. Детки повскакивали с мест, подпевали и хлопали в такт. А в Италии, когда на спектакль пришла группа тинейджеров, мы напряглись, думали, как играть, может что-то сократить. Но итальянские дети оказались совершенно особенными. Они прекрасно принимали и комические сцены, и драйв, и лирику. Каждый момент ловили. А в Афинах к нам на спектакль пришел Антон Адасинский, с которым мы не виделись много лет. Пришел, как простой зритель, купив в кассе билет. Так что, сами видите, среди наших зрителей и дилетанты, и профессионалы.

–        Значит, покорили и Грецию, и Рим?

–        Настоящее покорение состоялось, когда мы на своем автобусе преодолевали горы. Если раньше за рулем была одна Наташа, то в Греции как водитель дебютировал Коля Кычев. Это было серьезное испытание. Дорога из Афин в Салоники идет по узкому серпантину через Олимп. Это почти три тысячи метров над уровнем моря. Теперь мы знаем, каково это – взобраться на вершину, где обитали греческие боги.

–        Вас так и тянет к богам, царям, героям. То королевы, то инфанты, то Клеопатра на уме. А простые люди?

–        Простых людей мы вам покажем в середине ноября, когда откроем свой питерский сезон спектаклем «Секонд-хэнд». Там же, на сцене «С’танция» сыграем программу кабаре «Нафталин» (обкатанную только в «Чаплин-клубе»), ну, и «Белую истори», конечно.

–        Успеваете ли в кино сниматься при таком плотном гастрольном графике?

–        Успеваем плохо. Некогда. Всей актерской компанией – Коля, Игорь и Наташа – сыграли у Татарского в сериале  про Ниро Вульфа. Наташа снялась в сериале у Виктора Сергеева и в мелодраме под рабочим названием «Повелитель эфира» у московского режиссера Кати Калининой.

 По словам самой актрисы, она прошла в кино большой путь от женщины-вамп до амплуа «женщина не жилец» и доросла до ролей «городских дуриков». Теперь понятно, почему Наталья Фиссон предпочитает театр. Здесь ее диапазон гораздо шире. Под маской клоуна ей доступны все роли. «Комик-трест» не признает никаких границ, ни жанровых, ни географических. Вот уж кому нет преград ни в море, ни на суше. На будущий год артистов снова ждут в Греции, Испании и Германии. Хорошо, что они всегда возвращаются.

«ПЕТЕРБУРГСКИЙ ТЕАТРАЛЬНЫЙ ЖУРНАЛ» N9 26. ноябрь 2001 г
Мария СМИРНОВА-НЕСВИЦКАЯ 

В целом театр «Комик-Трест» производит впечатление такое — удивительно удавшаяся история. Светлая история. Состоявшиеся люди, звезды, не теряющие головы от своих успехов, а от их команды, когда они все вместе, — исходит ощущение очень насыщенной и благополучной художественной творческой жизни. Много гастролей, много прессы, много работы, фестивали, награды, народная любовь и даже обожание. Поэтому, вероятно, вопросы, которые их мучают, и темы, которые их волнуют, — это вообще-то скорее «наши» вопросы. Это мы должны размышлять и думать. Просто эти клоуны действительно всё чувствуют острее и на несколько лет раньше остальных. И действительно, тема, которую поднимает сегодня Вадим Фиссон, художественный руководитель Петербургского Театрального Товарищества «Комик-Трест», мне кажется очень существенной для нашей — не только культуры — для нашей жизни. «Разговариваем о России, потом болеем несколько дней», — такой горестной фразой Вячеслав Полунин закончил интервью, данное нашему журналу в мае 1999 года (ПТЖ №22), где затрагивались некоторые из «больных» вопросов.

Мария Смирнова-Несвицкая. Вадим, ощущение от театра такое, что вот у вас все в порядке.

Вадим Фиссон. Так а у нас действительно все в по­рядке. Но при этом смотри, что происходит: когда люди узнают о том, что мы летом отказались от двухгодичного контракта в Германии, они крутят пальцем у виска - «ненормальные». Но почему это так? Чем вызвана такая реакция? Вот скажи, почему желание работать и жить здесь вызывает недоумение? Что за неистребимая провинциальность? Поэтому, как ни смешно, но мой пафос направлен скорее на ситуацию в городе, на Петербург. Который, на мой взгляд, переживает очень серьезный момент. Вот ощущение — он стоит на перепутье, город. Накануне своего трехсотлетия. Есть мертвые города, которые живут прошлым. Эксплуатацией прошлого. Вечно эксплуатируют свою историю. Рим. Афины. А есть другие — те, у которых наряду с долголетней историей есть будущее. Города, где постоянно рождается что-то новое. Города, которые творят свое будущее. Скажем, Париж. Нью-Йорк.    
          А в Петербурге сейчас ситуация очень странная, согласись. В какую сторону качнемся? Понятно, никто не предлагает разрушить Эрмитаж и на его руинах построить Пушкинскую, 10. Но называем себя культурной столицей? Значит, здесь должны быть представлены все возможные виды искусства. В полной мере. Если говорить о театре, то все виды театра, которые существуют в мире, не говоря уж о Европе. Нельзя считать себя культурной столицей и пропагандировать только один вид театра. Классическая опера, классический балет, традиционный репертуарный драматический театр. Время-то прошло, когда одна точка зрения была единственно правильной. Идеологически правильной. А по инерции процессы некоего городского «курирования культуры» развиваются так, как они были запрограммированы еще при советской власти. А город-то сам по себе все равно революционный. И Рок-клуб здесь начинался, «Газа-Невская» волна, и Слава Полунин, и театр «До», Антон Адасинский, «Шарманка», Койфман с Камерным театром, Театр Нового Фронта, это все родилось здесь. Где они? Город изгнал, выдавил из своей культурной среды. Из них никто не хотел уезжать насовсем. Исчезать из Питера. Город их выпихнул, потому что городу это не нужно. Это даже не политика, не заговор группки зловредных критиков и чиновников, от мнения которых зависит судьба того или иного театра... Это не метафизика, на которую мы в Питере очень любим все сваливать. Да нет, метафизика тут ни при чем. Метафизика — это все мы. Это наше духовное пространство и наши культурные запросы, наши потребности. И, к сожалению, частью этой метафизики является и сложившееся общественное мышление. Несколько закосневшее. Ориентированное на то, что уже проверено, на то, с чем не будет хлопот, на традиционные, устоявшиеся формы. Или коммерческие.
          Но если мы, повторюсь, культурная столица, значит, надо это пересматривать. Надо думать о том, чтобы зритель имел как минимум право на выбор. И чтобы общество было как-то толерантно. Конечно, очень мило, но и страшновато, когда зритель спрашивает: а почему в спектакле не говорят? Или одна женщина встала и сказала: меня обманули, это не театр, это пантомима. Когда я говорю о том, что городом нетрадиционный театр не поддерживается, я не имею в виду, что надо взять и всем раздать помещения и бюджет, это как раз очень порочная практика. Опыт как раз показывает, что театры, получившие статус муниципальных, либо с самого начала не шибко отличаются от традиционного, либо почему-то через несколько лет существования утрачивают свою первоначальную концепцию и становятся такими маленькими БДТ. Только труба пониже и дым пожиже. А с точки зрения концепции, похода в другую, неизведанную сторону — ничего подобного, такие театры поддержки не получают. Не нужно, наверное, давать сразу помещение, бюджет, как, скажем, в Голландии, где есть такая программа поддержки искусств: если человек объявил себя художником, музей обязан у него купить картину, какую бы мазню он ни навалял. Или в Швеции, в Дании существуют культурные центры, отслеживающие обстановку по всей стране: если два человека выражают намерение заняться театром, они вагонами получают помощь в виде оборудования, костюмов, осветительных приборов и т.д. Разумеется, никогда у нас такого не будет.
          Но какие-то наши формы поддержки надо изобретать? Близкие к цивилизованным? Опять же, я говорю не про себя, мы за эти десять лет в итоге заняли свою нишу в городе, да и не только в городе, у нас есть свой зритель, нам хорошо, но я знаю как минимум нескольких людей, коллективов, остро нуждающихся в поддержке хотя бы среды. Дальше премьерного спектакля, сделанного на свои средства, дело не сдвинется. Потому что нет этой самой среды. Питательного бульона.

М.С-Н. А это не чрезмерное требование? На мой взгляд, питательной среды сейчас вообще нигде нет. Люди приезжают из того же самого Парижу и говорят здесь: ой, как у вас интересно, у вас такая насыщенная творческая жизнь, а у нас там такое серое существование! Ты с таким взглядом не сталкивался?

В.Ф. Нет, не сталкивался. Мне кажется, это иллюзия. Наш великорусский культурный шовинизм. Это «Россия — родина слонов». Поглаживание себя по животу, похлопывание себя по всяким выпуклым местам и разговоры на тему: у нас же Достоевский. И у нас душа. Великая и могучая. Это как раз то, о чем я пытался сказать в начале. Нельзя жить прошлым. Сколько можно ехать верхом на Достоевском? Да, у нас есть традиции: великий русский балет и великий русский драматический театр.

М.С-Н. Значит, на Западе существует среда, там художественные прорывы...

В.Ф. Там есть вещи, которые мне крайне интересны и о которых здесь даже не подозревают. Петербург совершенно изолирован от мирового театрального процесса. Общепринятые за рубежом вещи порой воспринимаются у нас как открытие или что-то невозможное. В этом наша питерская периферийность, звезды мирового уровня заезжают раз в пять-шесть лет, регулярно осчастливливают только второразрядные московские антрепризы.

М.С-Н. Например?

В.Ф. Ну, скажем «Stomp», нью-йоркское шоу перкуссионистов, 8 человек, которые делают такой синтез: это танец, это театр, это скетч, это музыка, и все это на основе ритма. На стыке жанров. Но в художественном плане это да, прорыв, безусловно. В другую энергетику. «Дю солей», в том качестве, в каком он начинался. К сожалению - и это факт - как только появляется нечто достойное, новая история, ее сразу же начинают ком-мерциализировать. Цирков «Дю солей» сейчас уже пять или шесть, да и «Стампов» штуки три существует. Но, безусловно, это было открытие, когда они начинали... Соединение оперы, цирка, театра...

М.С-Н. Ну хорошо, так, может быть, это явление, что в Питере возникают новые идеи, рождаются новые истории и потом они вынуждены уезжать, может быть, так и должно быть? Может быть, это нормальный ход? Город в состоянии родить, но прокормить не в состоянии...

В.Ф. Не думаю, что это нормальный ход. Если здесь родился «модерн-танец» и уехал туда, а здесь опять доступен только классический балет, то, как ни выспренно это прозвучит, а это обедняет общество...

М.С-Н. Будем на пальцах рассказывать детям, какие бывают Полунины...

В.Ф. Да, в результате можно поехать в Москву и посмотреть там выступление театра «Стамп», когда будут гастроли. Вместо того, чтобы сделать так, чтобы здесь оставались театр «До», театр «Шарманка», театр «Дерево», Театр Нового Фронта, Володя Койфман - все, кто уехал из Питера и кто имеет сейчас очень классную судьбу за границей. Им дают театры, дают возможность работать. Они выпихнуты, но в итоге теряют-то не они, а теряем мы, теряет город.
          И именно город вместе с театральной общественностью, мне кажется, должен искать какую-то приемлемую структуру, форму взаимодействия. Ясно, что никогда у нас не будет таких обширных программ поддержки, как на Западе, но свое надо искать. Вот у них есть такое понятие, как культурные центры. Некая площадка, на которую могут прийти те или другие. Некая разновидность наших советских домов культуры, канувших в лету. Вlасk bох. Черная коробка, где есть разбирающийся трансформирующийся амфитеатр для зрителей и такая же модульная сцена. Фермы для света. Ничего лишнего. Такая дежурная площадка. Вот совсем недавно мы были в Таллинне - там четвертая такая сцена делается. Четвертая! У нас даже разговора о таком нет.

М. С-Н. У нас арендную плату повышают за помещения в историческом центре... Для учреждений культуры.

В.Ф. А помещения-то в городе есть. Не надо делать театр, дайте коробку, триста квадратных метров, всё! Мы вот пытаемся сделать что-то на С-Танции. Но нам не под силу, естественно, содержать такую площадку для всего города. Поэтому, мне кажется, город, который называет себя культурной столицей, не имеет такого места, где мог бы вариться этот самый питательный бульон, где могло бы зарождаться и выживать что-то новое, в итоге — очень много теряет сам город. И мы все. Или организация фестивалей. Это отдельная тема, серьезная. Или — смешно сказать — в «Золотом софите» отсутствует такая номинация, как «новация». Что это значит? Я не знаю, у кого должна болеть за это душа. Вообще, тревогу надо было бить уже давно, когда уехал Полунин. А это ни у кого не вызвало даже недоумения. Ну уехал и уехал. И правильно сделал. То есть такая ситуация всех устраивает. Я же говорю, на нас смотрели как на идиотов, когда «Комик-Трест» отказался от контракта с «Дю солей». Но мы хотим быть здесь. Жить здесь. Работать здесь. Это странно, правда?